Любовные письма известных людей. Образцы письма XIX-XX века Извинения в стиле 19 века

Что может быть приятнее голоса любимого человека? Что может быть долгожданнее его слов? Сейчас, что бы услышать предмет своего обожания нам достаточно набрать заветные цифры… А как же раньше? Как общались эти влюбленные, которые были разбросаны судьбой на расстояния? Раньше были письма, послания и записки, в которых таились самые нежные слова и самые искренние признания…

Наполеон Бонапарт — Жозефине

«Не было дня, чтобы я не любил тебя; не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в своих объятиях. Я не выпиваю и чашки чая, чтобы не проклинать свою гордость и амбиции, которые вынуждают меня оставаться вдалеке от тебя, душа моя. В самом разгаре службы, стоя во главе армии или проверяя лагеря, я чувствую, что мое сердце занято только возлюбленной Жозефиной. Она лишает меня разума, заполняет собой мои мысли.

Если я удаляюсь от тебя со скоростью течения Роны, это означает только то, что я, возможно, вскоре увижу тебя. Если я встаю среди ночи, чтобы сесть за работу, это потому, что так можно приблизить момент возвращения к тебе, любовь моя. В своем письме от 23 и 26 вантоза ты обращаешься ко мне на „Вы“. „Вы“ ? А, черт! Как ты могла написать такое? Как это холодно!..

Жозефина! Жозефина! Помнишь ли ты, что я тебе сказал когда-то: природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха. Ты перестала любить меня? Прости меня, любовь всей моей жизни, моя душа разрывается.

Сердце моё, принадлежащее тебе, полно страха и тоски...

Мне больно оттого, что ты не называешь меня по имени. Я буду ждать, когда ты напишешь его. Прощай! Ах, если ты разлюбила меня, значит, ты меня никогда не любила! И мне будет о чем сожалеть!»

Дени Дидро — Софи Волан

«Я не могу уехать, не сказав Вам нескольких слов. Итак, моя любимица, Вы ждёте от меня много хорошего. Ваше счастье, даже Ваша жизнь зависит, как Вы говорите, от моей любви к Вам!

Ничего не бойтесь, дорогая моя Софи; моя любовь будет длиться вечно, Вы будете жить и будете счастливы. Я никогда ещё не совершал ничего дурного и не собираюсь ступать на эту дорогу. Я весь Ваш — Вы для меня всё. Мы будем поддерживать друг друга во всех бедах, которые может послать нам судьба. Вы будете облегчать мои страдания; я буду помогать Вам в Ваших. Я смогу всегда видеть Вас такой, какой Вы были в последнее время! Что до меня, то Вы должны признать, что я остался таким же, каким Вы увидели меня в первый день нашего знакомства.

Это не только моя заслуга, но ради справедливости я должен сказать Вам об этом. С каждым днём я чувствую себя все более живым. Я уверен в верности Вам и ценю Ваши достоинства все сильнее день ото дня. Я уверен в Вашем постоянстве и ценю его. Ничья страсть не имела под собой больших оснований, нежели моя.

Дорогая Софи, Вы очень красивы, не правда ли? Понаблюдайте за собой — посмотрите, как идет Вам быть влюблённой; и знайте, что я очень люблю Вас. Это неизменное выражение моих чувств.

Спокойной ночи, моя дорогая Софи. Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин».

Джон Китс — Фанни Браун

«Милая моя девочка!

Ничто в мире не могло одарить меня большим наслаждением, чем твоё письмо, разве что ты сама. Я почти уже устал поражаться тому, что мои чувства блаженно повинуются воле того существа, которое находится сейчас так далеко от меня.

Даже не думая о тебе, я ощущаю твоё присутствие, и волна нежности охватывает меня. Все мои мысли, все мои безрадостные дни и бессонные ночи не излечили меня от любви к Красоте. Наоборот, эта любовь стала такой сильной, что я в отчаянии оттого, что тебя нет рядом, и вынужден в унылом терпении превозмогать существование, которое нельзя назвать Жизнью. Никогда прежде я не знал, что есть такая любовь, какую ты подарила мне. Я не верил в неё; я боялся сгореть в её пламени. Но если ты будешь любить меня, огонь любви не сможет опалить нас — он будет не больше, чем мы, окроплённые росой Наслаждения, сможем вынести.

Ты упоминаешь „ужасных людей“ и спрашиваешь, не помешают ли они нам увидеться вновь. Любовь моя, пойми только одно: ты так переполняешь моё сердце, что я готов превратиться в Ментора, едва заметив опасность, угрожающую тебе. В твоих глазах я хочу видеть только радость, на твоих губах — только любовь, в твоей походке — только счастье...

Всегда твой, моя любимая! Джон Китс»

Александр Пушкин — Наталье Гончаровой

Москва, в марте 1830 г. (Черновое, по-французски.)

«Сегодня — годовщина того дня, когда я вас впервые увидел; этот день в моей жизни. Чем более я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что моё существование не может быть отделено от вашего: я создан для того, чтобы любить вас и следовать за вами; все другие мои заботы — одно заблуждение и безумие.

Вдали от вас меня неотступно преследуют сожаления о счастье, которым я не успел насладиться. Рано или поздно, мне, однако, придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Мысль о том дне, когда мне удастся иметь клочок земли в... одна только улыбается мне и оживляет среди тяжелой тоски. Там мне можно будет бродить вокруг вашего дома, встречать вас, следовать за вами...»

Оноре де Бальзак — Эвелине Ганской

«Как бы хотелось мне провести день у Ваших ног; положив голову Вам на колени, грезить о прекрасном, в неге и упоении делиться с Вами своими мыслями, а иногда не говорить вовсе, но прижимать к губам край Вашего платья!..

О, моя любовь, Ева, отрада моих дней, мой свет в ночи, моя надежда, восхищение, возлюбленная моя, драгоценная, когда я увижу Вас? Или это иллюзия? Видел ли я Вас? О боги! Как я люблю Ваш акцент, едва уловимый, Ваши добрые губы, такие чувственные, — позвольте мне сказать это Вам, мой ангел любви.

Я работаю днём и ночью, чтобы приехать и побыть с Вами две недели в декабре. По дороге я увижу Юрские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне плеч моей любимой. Ах! Вдыхать аромат волос, держать за руку, сжимать Вас в объятиях — вот откуда я черпаю вдохновение! Мои друзья изумляются несокрушимости моей силы воли. Ах! Они не знают моей возлюбленной, той, чей чистый образ сводит на нет все огорчение от их желчных выпадов. Один поцелуй, мой ангел, один медленный поцелуй, и спокойной ночи!»

Альфред де Мюссе — Жорж Санд

«Моя дорогая Жорж, мне нужно сказать Вам кое-что глупое и смешное. Я по-дурацки пишу Вам, сам не знаю почему, вместо того чтобы сказать Вам все это, вернувшись с прогулки. Вечером же впаду из-за этого в отчаяние. Вы будете смеяться мне в лицо, сочтете меня фразёром. Вы укажете мне на дверь и станете думать, что я лгу.

Я влюблён в Вас. Я влюбился в Вас с первого дня, когда был у Вас. Я думал, что исцелюсь от этого очень просто, видясь с Вами на правах друга. В Вашем характере много черт, способных исцелить меня; я изо всех сил старался убедить себя в этом. Но минуты, которые я провожу с Вами, слишком дорого мне обходятся. Лучше уж об этом сказать — я буду меньше страдать, если Вы укажете мне на дверь сейчас...

Но я не хочу ни загадывать загадок, ни создавать видимость беспричинной ссоры. Теперь, Жорж, Вы, как обычно, скажете: „Ещё один докучный воздыхатель!“ Если я для Вас не совсем первый встречный, то скажите мне, как Вы сказали бы это мне вчера в разговоре о ком-то ещё, — что мне делать.

Но умоляю, — если Вы собираетесь сказать мне, что сомневаетесь в истинности того, что я Вам пишу, то лучше не отвечайте вовсе. Я знаю, что Вы обо мне думаете; говоря это, я ни на что не надеюсь. Я могу только потерять друга и те единственно приятные часы, которые провёл в течение последнего месяца. Но я знаю, что Вы добры, что Вы любили, и я вверяюсь вам, не как возлюбленной, а как искреннему и верному товарищу.

Жорж, я поступаю как безумец, лишая себя удовольствия видеть Вас в течение того короткого времени, которое Вам остается провести в Париже до отъезда в Италию. Там мы могли бы провести восхитительные ночи, если бы у меня было больше решительности. Но истина в том, что я страдаю, и мне не хватает решительности».

Лев Толстой — Софии Бернс

«Софья Андреевна, мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собою это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя, или недостанет духу сказать вам всё.

Ложный взгляд вашего семейства на меня состоит в том, как мне кажется, что я влюблён в вашу сестру Лизу. Это несправедливо. Повесть ваша засела у меня в голове, оттого, что, прочтя её, я убедился в том, что мне, Дублицкому, не пристало мечтать о счастье, что ваши отличные поэтические требования любви... что я не завидую и не буду завидовать тому, кого вы полюбите. Мне казалось, что я могу радоваться на вас, как на детей...

Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно!»

Вольфганг Амадей Моцарт — Констанце

«Дорогая маленькая жёнушка, у меня к тебе есть несколько поручений. Я умоляю тебя:

1) не впадай в меланхолию,
2) заботься о своем здоровье и опасайся весенних ветров,
3) не ходи гулять одна — а ещё лучше вообще не ходи гулять,
4) будь полностью уверена в моей любви. Все письма тебе я пишу, поставив перед собой твой портрет.

5) Я умоляю тебя вести себя так, чтобы не пострадало ни твоё, ни моё доброе имя, также следи за своей внешностью. Не сердись на меня за такую просьбу. Ты должна любить меня ещё сильнее за то, что я забочусь о нашей с тобой чести.
6) и под конец я прошу тебя писать мне более подробные письма.

Я очень хочу знать, приходил ли навестить нас шурин Хофер на следующий день после моего отъезда? Часто ли он приходит, как обещал мне? Заходят ли Лангесы иногда? Как движется работа над портретом? Как ты живёшь? Всё это, естественно, меня чрезвычайно интересует».

link

Языка, вспомнил я один случай, во всех других отношениях абсолютно непримечательный.

Будучи, в далекой юности, приглашен на празднование дня рождения к одному знакомому, по каким-то причинам я был вынужден искать подарок уже по пути. Заскочив в первый попавшийся книжный магазин, кажется, это был "Букинист" на Морском, я стал перелистывать все книги подряд, в надежде найти что-то, подходящее для подарка.

На дорогие академические издания у меня не хватало капитала, а все остальные книги были как на подбор пусты, бессмысленны, и никак не годились не только в подарок, а и вообще ни для чего на свете. Опаздывая, я перелистывал их все быстрее и быстрее, одну за одной, и перебрав их три-четыре десятка, уже склонялся к мысли купить поваренную книгу, когда в пыльном, никем не посещаемом углу я нашел невзрачную книжку.
Это были письма какого-то русского путешественника не то 18, не то 19 века, чье имя за давностью лет пропало их моей памяти, адресованые его родне. Начинались письма приблизительно такими словами: "Любезные мои матушка и батюшка, а также сестрицы Наденька и Оленька", и в тех немногих страницах, которые я просмотрел, не происходило ровным счетом никаких примечательных событий. Человек куда-то ехал, что-то кушал, описывал нравы жителей какой-нибудь астраханской губернии, через которую везла его в тот момент, потрюхивая и роняя в пыль лепешки, его смирная лошадка, а более вроде бы и ничего. Так я извинительно бормотал, вручая имениннику книжку, - но язык в ней какой-то странный. Приятный.
Я имел в виду русский язык.
Через пару лет, при случайно встрече, тот знакомый сам напомнил мне о книжке, и сказал, что использует ее как образец для написания писем. Уж очень в ней язык приятный.

Возможно, в старинных письмах можно найти тот неиспорченый язык, и использовать его не как образец для прямого подражания (немало времени с тех лошадок прошло), но как базис, основу, на которую можно опереться в чувстве языка.

Мне могут возразить, что тот язык был языком немногочисленной просвещенной прослойки, культурной элиты того времени, а крестьяне разговаривали много проще, а мы, нынешние, по социальному статусу скоре соответствуем тогдашним крестьянам. Так что загрязненность нашего языка простительна. Но к чему нам искать себе оправдания, если нас никто не обвиняет?
Тем более, что нынешняя "культурная элита" как раз весь этот изуродованый язык нам и продуцирует.

Я тут поискал по интернету старинных писем, но нашел сущие слезы. Да и то через одного масоны, иностранцы или вовсе личности непонятные. Все ж таки выкладываю парочку.
Поэтому, хотелось бы попросить тех, кто имеет книги со старинными письмами, а также время и желание, при случае переписать одно-два, самых понравившихся, и запостить сюда.
Очень уж интересно.

М. В. Ломоносов - И. И. Шувалову

Милостивый Государь Иван Иванович!

Никто в жизни меня больше не изобидил, как Ваше Высокопревосходительство. Призвали
вы меня сего дня к себе. Я думал, может быть какое-нибудь обрадование будет по моим
справедливым прошениям. Вы меня отозвали и тем поманили. Вдруг слышу: помирись с
Сумароковым! то есть сделай смех и позор. Свяжись с таким человеком, от коего все бегают и
вы сами не ради. Свяжись с тем человеком, который ничего другого не говорит, как только всех
бранит, себя хвалит и бедное свое рифмичество выше всего человеческого знания ставит.
Тауберта и Миллера для того только бранит, что не печатают его сочинений; а не ради общей
пользы. Я забываю все его озлобления, и мстить не хочу ни коим образом, и Бог мне не дал
злобного сердца. Только дружиться и обходиться с ним ни коим образом не могу, испытав чрез
многие случаи, а зная, каково в крапиву...
Не хотя вас оскорбить отказом при многих кавалерах, показал я вам послушание;
только вас уверяю, что в последний раз. И ежели, не смотря на мое усердие, будете гневаться;
я полагаюсь на помощь Всевышнего, Который мне был в жизни защитник, и никогда не оставил,
когда я пролил перед Ним слезы в моей справедливости...

Господин Сумароков, привязавшись ко мне на час, столько всякого вздору
наговорил, что на весь мой век станет, и рад, что его Бог от меня унес. По разным наукам у
меня столько дела, что я отказался от всех компаний; жена и дочь моя привыкли сидеть дома,
и не желают с комедиянтами обхождения. Я пустой болтни и самохвальства не люблю слышать.
И по сие время ужились мы в единодушии. Теперь по вашему миротворству должны мы вступить
в новую дурную атмосферу. Ежели вам любезно распространение наук в России; ежели мое к
вам усердие не исчезло в памяти; постарайтесь о скором исполнении моих справедливых для
пользы Отечества прошениях, а о примирении меня с Сумароковым, как о мелочном деле,
позабудьте. Ожидая от вас справедливого ответа с древним высокопочитанием пребываю

Вашего Высокопревосходительства униженный и покорный слуга
Михайло Ломоносов.
1761 года
Генваря 19 дня.

........................................ ...............

М. И. Коваленский - Г. Сковороде

Любезный мой Мейнгард! *

Письмо ваше из Таганрога получил я. Как воспоминание, так и письма ваши во мне
производят сердечное утешение. В толпе светских стечений наиприятнейшее чувство
есть истины и непорочности. А в сих именах мне всегда представляетесь вы! Где вы теперь
обретаетесь?
Я здоров, по милости Бога моего, с семьею милою. Я пустился паки в здешнее море, да
удобнее к пристани уединения достигну. Все прискучит: и великое, и славное, и дивное? суть
ничто для духа человеческого.

Adio, mio caro Mangard! Друг твой Михайла Коваленский.
Февраля 18, 1782 года

* "Дружеское прозвище Сковороды - Даниил Мейнгард, по имени одного швейцарского
знакомого М. И. Коваленского" - прим. источника

........................................ ...............

Н.М. Карамзин
Письмо П. А. Вяземскому

С.Петербург, 11 января 1826

Любезнейший князь! Пишу к вам, с г. Погодиным, и тем искреннее могу сказать, сколько
мы обрадовались, что бурная туча не коснулась до вас ни краем, ни малейшим движением
воздушным. Только ради Бога и дружбы не вступайтесь в разговорах за несчастных
преступников, хотя и не равно виновных, но виновных по всемирному и вечному правосудию.
Главные из них, как слышно, сами не дерзают оправдываться. Письма Никиты Муравьева к
жене и матери трогательны: он во всем винит свою слепую гордость , обрекая себя на казнь
законную в муках совести. Не хочу упоминать о смертоубийцах, грабителях, злодеях гнусных;
но и все другие не преступники ли, безумные или безрассудные, как злые дети? Можно ли
быть тут разным мнениям , о которых вы говорите в последнем вашем письме с какойто
значительностью особенной? Если мы с женой ошиблись в смысле и в применении, то все
сказанное мною само собою уничтожается; останется только чувство нежнейшей к вам дружбы,
принадлежность нашей сердечной жизни!
Александра нет: связь и прелесть для меня исчезли; вижу без очков, сужу без закупа и
смиряюсь духом более, нежели когданибудь. Еще повторяю от глубины души: не радуйте
изветников ни самою безвиннейшею нескромностью! У вас жена и дети, ближние, друзья, ум,
талант, состояние, хорошее имя: есть что беречь. Ответа не требую. Уведомьте только о здоровье
детей милых и своем. Целую руку у любезнейшей княгини, всех вас обнимая нежно. Ваш

Н. Карамзин.

........................................ ...............

В. А. Жуковский - С. Л. Пушкину

13-го Марта 1837 г. [Петербург].

Благодарю тебя за твое письмо, почтенный Сергей Львович. Не пеняй мне, что я не
передал твоего письма Государю; гораздо приличнее если оно будет от тебя послано
обыкновенным порядком: это дело я отклонил от себя не для того, чтобы не хотел
исполнить твоего желания, в этом надеюсь ты и уверен. Пользуясь отъездом Г-на Бартенева,
посылаю тебе ящик с тремя масками, одну для тебя, другую для Нащокина, третью для
Баратынскаго, котораго за меня обними. Пакет с письмами И. И. Дмитриева прошу тебя
передать ему своеручно. Мы занимаемся теперь изданием Современника; но нас семь нянек,
и от того все что-то не подвигается вперед.
Прости, обнимаю тебя. Дай Бог тебе сил сносить свое несносное нещастие.

Жуковский.
13 Марта 1837 г.
Прилагая пакеты с письмами Нащокина и Баратынскаго, прошу тебя им передать их.
Пакет с письмами И. И. Дмитриева я перешлю после.

........................................ ..............

P.S. Правда, есть некоторые условия: это должны быть именно письма, дореволюционного времени, обращенные к друзьям, родственникам и т.п., то есть сугубо бытовые и заведомо не предназначенные для чужих глаз.

Письма, специально написаные с прицелом на публикацию ("в эпистолярном жанре"), или даже с оглядкой на возможность публикации (частый случай у знаменитостей), поскольку имеют язык уж слишком нарочито художественный, с красивостями и пафосом, для данных целей не годятся.

Ливада Юлия

Творческая работа по истории ученицы 8 класса. Как один из видов контроля знаний и умений учащихся практикуется написание (для мотивированных учащихся) исторического сочинения. Данная работа представляет собой историческое сочинение об изменениях в жизни крестьян России во второй половине XIX века. Сочинение интересно тем, что ученица выбрала форму письма от лица крестьянина, удачно передала языковую стилистику того времени и умело отобрала определенные исторические факты и ввела их в текст.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Творческая работа по истории России второй половины XIX века

Ливада Юлии, учащейся 8 Б класса

Учитель-консультант: Пименова Оксана Александровна

ПИСЬМО ИЗ XIX ВЕКА

Добрый день или вечер, дорогой мой братушка Иван Матвеевич. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от Господа Бога нашего. Днесь соскучился по родной душе-то и решил описать тебе мое житье-бытье после того, как вышли мы из-под крепостной неволи.

А изменилось в жисти нашей многое. Барин наш, дай, Господь, ему долгих лет жизни и крепкого здоровьица, после выхода Манифесту царя Александра-батюшки отбыл за границу со всею своею семьею, где и находится по сей день. При барине-то я служил старостою в нашей деревне, вот и удалось мал-мал скопить деньжат. Так что смог я выкупить свои пять десятин землицы-матушки. И не я один так смог. А те, кто не выкупил, вскоре получили и бесплатно, но лишь четверть надела.

Братушка милый, стала жизнь наша чудной, много появилось в нашей деревне. Строють все избы-то деревянные, но есть селяне в достатке, что крыши кроють не соломою, у черепецею. Дома ихние стали чуток похожи на твой дом на городской на окраине. На Рождество справил я себе сапоги, по праздникам надеваю или когда холода, а то в лаптях зябко больно. Баба моя, Матрена Савельевна, в добром здравии, ей тоже купили ситец да чуть шелка для украшения наряда. Ужо не в сарафане красоваться будет! У соседа мово, Никитки Козлова, появились керосиновые лампы и даже часы. Всей деревней ходили смотреть на такое чудо. А из деревянной посуды мы все реже едим, все больше из расписной да глиняной. Парни и девки колядовать ходють, а опосля собираются у какой-нибудь молодой вдовицы, поють песни, частушки задорные, водють хороводы.

Милый братушка, Иван Матвеевич, сделай божецкую милость, приезжай да погости, посмотри на житье наше новое да расскажи про свое, у вас в городах, небось, тоже много чудного появилось. Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно Бога молить о здравии твоем и семьи твоея. Остаюсь товй брат, Семен Матвеевич Самосадов.

Номинация «Стилизация»

Выберите одну из предложенных цитат и постарайтесь написать ее таким образом, чтобы отразить каллиграфические особенности того периода, когда эта мысль была высказана.

Для справки можете обращаться к приведенным ниже образцам.

Высказывания о языке (для номинации «Стилизация»)

Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь - как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится.

«Поучение Владимира Мономаха»

Ни корабля без гвоздей не сделать, ни праведника - без чтения книг, и как у пленников на уме родители их, так у праведника - чтение книг. Воину красота - оружие, а кораблю - паруса, так и праведнику - чтение книг.

«Слово некоего монаха о чтении книг» (из «Изборника» 1073 года)

Велика ведь бывает польза людям от учения книжного; книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание. Это ведь - реки, напояющие всю вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся…

«Повесть временных лет», 1038 год

Ни быстро упущенной птицы не можешь опять поймать, ни слова, вылетевшего из уст, не можешь вернуть.

Изборник «Пчела»

Простирайтесь в обогащении разума и в украшении российского слова.

М. В. Ломоносов

В России словесные науки не дадут никогда прийти в упадок российскому слову.

М. В. Ломоносов

Красота, великолепие, сила и богатство российского языка явствует довольно из книг, в прошлые веки писанных, когда ещё не токмо никаких правил для сочинений наши предки не знали, но и о том едва ли думали, что оные есть или могут быть.

М. В. Ломоносов

Никогда не были столь нужны для других народов обогащение и чистота языка, сколь стали они необходимы для нас, несмотря на настоящее богатство и красоту и силу языка российского.

Е. Р. Дашкова

Восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, есть не обогащение, но порча языка.

А. П. Сумароков

Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своём, почти без всякого чуждого примеса, течёт как гордая, величественная река - шумит, гремит - и вдруг, если надобно, смягчается, журчит нежным ручейком и сладостно вливается в душу, образуя все меры, какие заключаются только в падении и возвышении человеческого голоса.

Н. М. Карамзин

Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок: все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценней самой вещи.

Н.В. Гоголь

Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.

Н.В. Гоголь

Язык - это история народ. Язык - это путь цивилизации и культуры. Именно поэтому изучение и сбережение русского языка является не праздным увлечением от нечего делать, а насущной необходимостью.

А. И. Куприн

Русский язык в умелых руках и в опытных устах – красив, певуч, выразителен, гибок, послушен, ловок и вместителен.

А. И. Куприн

Величайшее богатство народа – его язык! Тысячелетиями накапливаются и вечно живут в слове несметные сокровища человеческой мысли и опыта.

М. А. Шолохов

Что такое язык? Прежде всего это не только способ выражать свои мысли, но и творить свои мысли. Язык имеет обратное действие. Человек, превращающий свои мысли, свои идеи, свои чувства в язык… он также как бы пронизывается этим способом выражения.

А. Н. Толстой

Многие русские слова сами по себе излучают поэзию, подобно тому, как драгоценные камни излучают таинственный блеск…

К. Г. Паустовский

Язык как море. У одного берега воды моря прозрачны и солоны, у другого – опреснены впадающей в него рекой и полны её мути. И всё это в одно и то же время, только в разных точках пространства.

Лев Успенский

Историческая справка

Самые ранней формой кириллического шрифта стал устав . Буквы этого шрифта имели почти квадратные пропорции, четкие углы и линии. Промежутков между словами не делали, зато расстояние между самими буквами было достаточно большим.

Древнерусский шрифт-кириллица (устав XI века)

Образец древнерусского устава XI века. Шрифт «Остромирова Евангелия» в художественной обработке В.В. Лазурского.

Фрагмент «Остромирова Евангелия» (XI век)

Полуустав

С середины XIV столетия получил распространение полуустав . Он был менее красив, чем устав, зато позволял писать быстрее. Буквы приобрели наклон, стали более округлыми. Текст стал делиться на слова.

Образец полуустава русских первопечатных книг. Шрифт из «Апостола» 1564 г. Ивана Федорова в художественной обработке В. В. Лазурского. Москва, 1946 г

Фрагмент страницы «Апостола» Ивана Фёдорова, 1564 г.

В XV веке на смену полууставу приходит скоропись .

Чтобы увеличить скорость письма, буквы стали соединять между собой. Письмо становится размашистым, появляется множество вариантов написания каждой буквы. А поскольку у каждого писца вырабатывался свой почерк, такое письмо порой было очень нелегко прочитать!

Образцы скорописи.

Шрифт XVIII века

Перебирала старые вещи и наткнулась на небольшую запись 5-ти летней давности.

Сидела и не знала: смеяться или плакать.

Понятия не имею, что меня побудило на эту почеркушку. Наверное то, что тогда я довольно глубоко погрузилась в «Серебряный век».

Короче, письмо-откровение какого-то молодого человека конца XIX века, страдающего хандрой, написанное им же самим.

Только не плюйтесь, пожалуйста. Знаю, получилось довольно дико…

Типаж молодого человека, писавшего письмо. Я представляю его себе примерно таким.

А вот и само письмо:

«Моё почтение сударь. Как часто Вы ведёте разговор со временем?

Можете не отвечать мне на этот вопрос.

Проблема в том, что моя голова готова взорваться неизвестно от чего, а способа выразить то, что меня терзает, я не в состоянии найти.

Можно было бы попробовать объяснить это подобием любви и ненависти одновременно. Но знайте, что эти чувства довольно сильны.

Моя же, скорее тоска, не идёт ни в какое сравнение с ними.

Может, я педант? Может, просто эгоист?..

Но я это я, и ничего с этим поделать не могу.

Многие сейчас чиркают на листах желтой бумаги так же, как и я, и переводят её, почем зря.

Весной зимняя наледь имеет привычку таять и превращаться в воду.

Не каждому ручью, впадающему в реку, суждено гонять корабли или дразнить ребятишек на каменистом пляже.

Мой скудный разум не в состоянии выразить всех страстей моего сердца изысканностью слов. Надо бы взять словарь. Но боюсь, и он не способен передать ту музыку слов, с той великолепной силой, с какой они начинают звучать, будучи собранными в повесть, рассказ или поэму.

О, песня слов! Какую звучность они способны нести.

О, поющее перо! Это симфония, как “Koralle” Людвига Ван Бетховена.

Я одинок. И вся горечь состоит в том, что для порхающих бабочек я слишком тяжел и нуден. А для ученых мужей слишком невежественен.

Ах, моя прелестная сестра! Моя душка. Нет создания боле милого и милосердного. Сколько сердобольности в ее сердце, сколько человеколюбия, бескорыстности и добра.

Мой тяжелый нрав выдержит не каждый.

Но она, о, мой ангел, не только не упрекает меня за это, но я знаю точно, любит, всем сердцем.

Не знаю, за что Господь наделил меня таким черствым сердцем.

Может все дело в моей изрядной чувствительности.

О, сколько раз я бредил, будучи ребенком. Сколько раз мой разум накалялся докрасна, и жар обрушивал меня в постель. Сколько раз я порывался встать, кричал и плакал, снедаемый жаром…

Но время прошло, и из милого бесенка я превратился в преотвратного черта, замкнутого в себе…

Забавно, но мою внешность находят довольно милой.

Дамы не спускают с меня глаз. Все щебечут о том, что у меня удивительные, лучистые глаза.

Я же, напротив, нахожу их стальными и холодными…

Что ж милый друг, наверное, я утомил Вас своим рассказом.

Но о ком мне еще говорить, как не о себе.

Проводить столько времени наедине с собой и не говорить о себе, по-моему, это вверх абсурда…"

На том позвольте откланяться)

Настроение: неловкое_молчание